Прошел уже почти год после последнего концерта Григория Соколова в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии, состоявшегося по традиции в апреле 2018 года 4 числа. Близится уже следующий его концерт, назначенный на 22 апреля 2019 года, а я так и не сумел написать на него рецензию.
Напомню хотя бы его программу: три сонаты Йозефа Гайдна №№ 32, 47 и 49 в первом отделении и Четыре экспромта посмертного опуса Франца Шуберта – во втором.
И, как всегда в последние годы, щедрые бисы: Экспромт ля-бемоль мажор № 2 Шуберта, «Дикари» и «Перекличка птиц» Рамо, Мазурка ля минор ор. 68 № 2 Шопена, «Венгерская мелодия»» Шуберта.
Завершился концерт потрясающей, даже на общем фоне Соколова, прелюдией ор. 11 № 4 Скрябина.
У меня есть два коротких интервью музыкантов разных поколений: старше Соколова по возрасту музыковеда Леонида Гаккеля и молодого пианиста Мирослава Култышева, взятых сразу по окончании концерта.
Леонид Гаккель
— Леонид Евгеньевич не могли бы вы поделиться первыми впечатлениями от клавирабенда Григория Липмановича Соколова?
Леонид Гаккель: У меня нет впечатления от отдельного концерта Григория Липмановича. Соколов — это явление, которое не имеет границ. Если сказать, что сегодня он играет так, а завтра эдак – получится чепуха. У него всё и всегда на верхнем пределе. Определить этот предел трудно. Скажу лишь так: пока Соколов играет – я чувствую, что живу.
‑ Есть ли какие-то особенности сегодняшнего концерта?
‑ Я не вижу никаких особенностей. Важно, что он играет новую программу. А впечатление получаешь единственное: Соколов играет, а вы слушаете. На сегодняшнем концерте он божественно играл сонаты Гайдна.
‑ Он, кажется, давно их не играл?
‑ Я не очень помню. Есть люди, которые собирают записи Соколова, делают записи, знают назубок все его программы. Я не из числа таких людей, хотя стараюсь не пропускать концерты Соколова в Петербурге, слушал его концерты и в Москве.
‑ Сегодня мы в Москве лишены такой возможности.
‑ И поделом! Не надо было свистеть, когда Соколову присудили первую премию на Конкурсе имени Чайковского в 1966 году. Сейчас мы можем услышать Григория Липмановича только здесь, в Петербурге. И это огромный дар Петербургу и петербургской публике.
Люди, которых вы здесь видите — это и есть петербургская публика. Ее можно увидеть только здесь. Великое благо, что Григорий Соколов собирает этих людей вместе.
На его концертах слушатели вступают друг с другом почти в родственные отношения. Я знаю их, они знают меня, Каждый год в апреле мы здесь. Это потрясающее явление! Страна распадается, интеллигенция перестает существовать. Но при всём этом существует очаг единства.
Разговоры политиков о «единстве» и «объединении» обесцениваются, когда вы видите филармонический зал, заполненный до краев. Люди приходят слушать Соколова и это есть единство. Единство здесь! Боюсь, что оно будет существовать только до тех пор, пока здесь будет играть Соколов. То, о чём я сказал, для меня есть вещь предельного наполнения. Предельной важности.
Мирослав Култышев
– Мирослав, вы слышали много концертов Григория Соколова. Были ли какие-то особенности у его сегодняшнего петербургского концерта?
Мирослав Култышев: Прошло более 15 лет с последнего обращения Григория Липмановича к Гайдну (это был, соответственно, 2002 год). Я ждал сегодняшнего концерта с особым нетерпением. Три минорные сонаты, (соль минор, си минор и до диез минор), исполняемые в этом сезоне, появились в его репертуаре впервые.
‑ Минорных сонат у Гайдна очень мало.
‑ Тем ценнее каждая из них. Перед концертом, в предвкушении этого события, я много раз пытался мысленно представить себе, как именно, в каком, так сказать, эмоциональном модусе, они будут переданы мастером.
Мы услышали Сонаты, которые были согреты необычайным теплом и доверительной интонацией. Каждая деталь, каждый «квант» этой музыки были проживаемы с необычайной интенсивностью и вместе с тем удивительной человечностью.
‑ Меня поразила необыкновенная простота, с которой эти сонаты прозвучали у Соколова.
‑ Я с вами согласен. О его исполнении можно много говорить.
В чём загадка Григория Соколова? Он абсолютно самобытен и ни на кого не похож. Он узнаваем с полузвука. И при этом он потрясающе естественен, и органичен. Редчайший синтез поразительной, органически-природной естественности и ‑ невероятной самобытности. Как Соколов это совмещает эти «полюса» ‑ одна из величайших тайн его искусства.
Эти сонаты Гайдна были сыграны Соколовым практически слитно, как некое мета-произведение, как своеобразный триптих. Надо сказать, что Григорий Липманович и раньше играл сочинения одного автора в программе единым, сквозным потоком. И такой «метод», такое драматургическое решение, погружает нас, слушателей, в состояние, близкое к трансу.
‑ Меня всегда не перестает удивлять двойственность одного ощущения. С одной стороны абсолютная его независимость от зала – он выходит на эстраду и сразу начинает играть, не обращая внимания на шумы в зале, всегда присущие началу концерта. А с другой стороны происходит невероятный энергетический контакт с залом.
‑ У Соколова синтез абсолютной герметичности, или, как говорят на театре, наличия некоей «четвертой стены», отделяющей его на эстраде от зала (при полном, однако, отсутствии показной дистанцированности от публики) и с другой стороны, удивительная самоотдача, бесконечная душевная щедрость и резонирование с самыми глубинными пластами души слушателя.
При этом Григорию Липмановичу не нужно входить в какое-то особое состояние на сцене. Он постоянно живёт в этом, с нашей точки зрения, «особом состоянии» . Как он сам сказал в интервью: «Как человек живёт, так он и играет».
Самое главное, этот концерт Григория Соколова подарил нам, присутствовавшим в зале, какое- то невероятное утешение. Вернее, он озарил нас каким-то невечерним светом.
Его бисы — заслуживают особого разговора. Если основная программа в течение сезона остается неизменной, то бисы могут варьироваться от концерта к концерту.
Так, предпоследним, пятым бисом в этом концерте прозвучала «Венгерская мелодия» Шуберта. Это настоящий раритет как в шубертовском наследии, в целом, так и в репертуаре Соколова – на моей памяти он ее раньше не играл.
Все сыгранные бисы оставили с одной стороны чувство горечи, а с другой, как я уже говорил, ощущение надежды и света…
‑ «Печаль моя светла…»
‑ Да, да! В отличие от бисов двух предыдущих концертов. Вы же помните, как мы все были просто «раздавлены» до минорной шопеновской прелюдией в концерте 2017 года.
‑ Да, они были знаком высокой трагедии. А в этот раз зал просто замер после прелюдии Скрябина и несколько секунд молчал. Silencium! Тишина! Самая дорогая награда исполнителю!
‑ Мы с вами счастливые люди!…
Беседовал Владимир Ойвин, 4 апреля 2018 года
